17.10.2011 в 00:48
Пишет Деяна Станкович:Оно вынесло мне мозг, знаете ли. Просто потому что это - феаноринги.
И это - Сербия.
Да что я вам рассказываю...
Белград бомбили. читать дальшеМосты, дороги, жилые дома. Бомбили колонны беженцев. Бомбили метеостанции. «Кому могут помешать метеостанции?», - спрашивала я. «Кому они теперь могут понадобиться?» - отвечал Умник. «Расслабься, Сестрица. Это конец» - шутил Красавец.
Безработица, инфляция, неизвестность. Люди сходили с ума. Люди умирали на глазах.
А нам все было по фигу. Мы пили лозу из горла, курили всякую дрянь и орали «Само пар година за нас», свесив ноги из окна на четвертом этаже.
Сами они были из Сараева. Три брата.
Вообще-то они жили у каких-то родственников по отцу, но… Топлива не было, автобусы не ходили. Из центра до Мирийева, где я снимала квартиру, надо было идти пешком часа полтора. Поэтому если кто приходил ко мне, то оставался на неделю или две… или «пока все это не кончится». «Не кончится!» - мрачно прогнозировал Веснушка. «Это и есть конец. Давайте лучше выпьем», - искал позитива Красавец.
Мы были обречены. И нам это нравилось.
Меня они сразу же прозвали Сестрица. А я как только их не называла. Но обычно просто Красавец, Веснушка и Умник. Все трое высокие и темноволосые. Чем-то похожие. В чем-то разные.
Электричества и воды не было по несколько дней. Когда появлялось электричество, обычно в середине дня, все сразу же кидались заряжать аккумуляторы. Часов в семь-восемь, когда его снова вырубали, у нас начиналась дискотека. При свечах. При луне. Под звездами. Под вой противовоздушных сирен. Под лучами прожекторов, выхватывавших корпуса бомбардировщиков.
Не помню, чтобы кто-то из нас был трезвым больше чем полчаса. Конечно, мне было не угнаться за ребятами. Они начали пить еще в 91. Я сильно от них отставала.
«Знаешь, ты совершенно не похож на офицера саперных войск», - сказала я как-то Веснушке, притворяясь более пьяной, чем была на самом деле.
«Знаешь, ты совершенно не похожа на студентку-филолога», - ответил он через плечо.
«Саперы-минеры… это все так относительно»,- глубокомысленно заметил Умник-связист.
«Студентки-филологи… они разные»,- сказала я, затягиваясь самокруткой.
«Значит, они как саперы», - ответил Веснушка и тряхнул длинными черными волосами.
Все трое были военные. Как их отец, как и их дед, который умер с винтовкой в руках на пороге собственного дома. Отец погиб где-то под Зворником, останков так и не нашли. Еще у них было четверо братьев. Двое старших так и не сложили оружие. Как и все высшее командование младичевой армии, они были объявлены вне закона и разыскивались как военные преступники. Двое младших прятались где-то на юге. «В полях. Маскируются под мирных жителей. Снайперы наши», - шутил Красавец.
Сам он с Умником особо не скрывался. Приехав в Белград, эти двое сразу полезли в какую-то там политику. У меня в голове не укладывалось. Без гражданства, без паспортов, вместо того чтобы затаиться и не дышать, они что-то кому-то в очередной раз пытались доказать. Но они так привыкли. Быть на виду, быть главными. Они так были воспитаны. Отстаивать свое, никогда не сдаваться.
Веснушка их молчаливо поддерживал, но в основном по части выпивки.
Мы познакомились случайно в городе. Я сразу узнала боснийский акцент. Прямая спина и твердый взгляд серых глаз. Я ни о чем его не спрашивала. Все было и так понятно. Все, кто не хотел ехать на трибунал-шоу в Гаагу с билетом в один конец, бежали в Белград.
«А ты сама-то что здесь делаешь?»
Я пожала плечами. «Учусь».
Он поднял левую бровь. «Чему?»
«Жизни».
«Вали отсюда по добру по здорову. Это не твое. Зачем тебе чужая война?»
«Я опоздала на самолет. А он был последним. Больше самолеты не летают».
Дом, в котором я снимала квартиру, дал трещину. Осел грунт вследствие чего-то там, как объяснял Веснушка. Вместе с грунтом просел дом. Несущая конструкция не выдержала, и в одной из стен появилась трещина, которую было видно невооруженным взглядом. Все, кому было куда уезжать, уехали. Дом был в аварийном состоянии. Мне ехать было некуда. На этаже не осталось никого из соседей. Наша квартира превратилась в настоящее логово подпольщиков. Мы играли в пароли и явки, в своих и чужих, в «мы» и «они». «Они» были против «нас». «Мы» были хорошими. «Они» - весь остальной свет. Дверь практически не закрывалась от ходившего туда-сюда народа.
Игра закончилась в один прекрасный… или точнее в один весьма паршивый день. На пороге появился самый старший из братьев. Он был в плену у мусульман, бежал и вернулся без правой руки. Он говорил что-то про диски с информацией, которые необходимо достать и один из которых попал в руки шиптарам. «Надо забрать диск, пока они его не взломали и не слили данные».
Все трое встали, как по приказу.
«Куда?», - едва успела спросить я, хватая Веснушку за локоть.
«Я скоро вернусь. Все будет хорошо», - ответил он и последним вышел из квартиры.
Вместе с ними ушли все наши друзья.
В квартире стало пусто и тихо.
Их не было три дня. Я пыталась кому-то позвонить, кого-то найти. Те родственники по отцу… оказалось, что в их дом попала ракета. Совершенно случайно. Самонаводящаяся ракета просто сбилась с курса. Бывает и так. Телефоны либо не отвечали, либо вообще не было гудка. У меня началась паника.
Через три дня кто-то позвонил в дверь. Явно, чужие. Свои заходили просто так, дверь была всегда открыта. На пороге стояли полицейские. Я вся похолодела. Они протянули три фотографии и спросили: «Вы узнаете этих людей?»
Калин, Коста, Кован.
«Мы зададим вам пару вопросов?»
Кажется, я задала больше вопросов, чем полицейские. Все трое погибли в перестрелке с шиптарами, торговавшими оружием и наркотой.
«Хотя этот еще, кажется, жив», - полицейский ткнул пальцем в среднюю фотографию.
Полицейская машина неслась по полупустому городу с умопомрачительной скоростью. Потому что я поклялась на всех известных мне языках, что НАТО, бомбежки и шиптары покажутся им цветочками по сравнению с тем, что я устрою, если через пять минут не буду в больнице.
«К сожалению…», - сказал человек в белом халате. Больница переполнена, не хватает врачей и медикаментов. Нет донорской крови.
«Я… - я едва стояла – я универсальный донор. Возьмите мою кровь».
«Слишком поздно».
«Но почему?»
«Он умер».
Умерли. Все трое.
«Само пар година за нас». В бешенстве я колотила магнитофоном об стены. У нас не было не то что этой пары лет, у нас не было и одного года.
И мне снилось, снилось, снилось… Что «мы» не проиграли, нет, «мы» выиграли. Что Красавец в сотый раз жалуется, что его бросила девушка, Умник колдует над радиоприемником, а Веснушка сидит на окне и дурашливо повторяет за мной: «Пйервим дйелом, пйервим дйелом самольйоти…» Что когда-нибудь… может быть… наступит этот долбанный мир во всем этом гребаном мире.
Но я до него не доживу. А они уже мертвы. А значит, мне все равно. (с) kriegskind
URL записиИ это - Сербия.
Да что я вам рассказываю...
Белград бомбили. читать дальшеМосты, дороги, жилые дома. Бомбили колонны беженцев. Бомбили метеостанции. «Кому могут помешать метеостанции?», - спрашивала я. «Кому они теперь могут понадобиться?» - отвечал Умник. «Расслабься, Сестрица. Это конец» - шутил Красавец.
Безработица, инфляция, неизвестность. Люди сходили с ума. Люди умирали на глазах.
А нам все было по фигу. Мы пили лозу из горла, курили всякую дрянь и орали «Само пар година за нас», свесив ноги из окна на четвертом этаже.
Сами они были из Сараева. Три брата.
Вообще-то они жили у каких-то родственников по отцу, но… Топлива не было, автобусы не ходили. Из центра до Мирийева, где я снимала квартиру, надо было идти пешком часа полтора. Поэтому если кто приходил ко мне, то оставался на неделю или две… или «пока все это не кончится». «Не кончится!» - мрачно прогнозировал Веснушка. «Это и есть конец. Давайте лучше выпьем», - искал позитива Красавец.
Мы были обречены. И нам это нравилось.
Меня они сразу же прозвали Сестрица. А я как только их не называла. Но обычно просто Красавец, Веснушка и Умник. Все трое высокие и темноволосые. Чем-то похожие. В чем-то разные.
Электричества и воды не было по несколько дней. Когда появлялось электричество, обычно в середине дня, все сразу же кидались заряжать аккумуляторы. Часов в семь-восемь, когда его снова вырубали, у нас начиналась дискотека. При свечах. При луне. Под звездами. Под вой противовоздушных сирен. Под лучами прожекторов, выхватывавших корпуса бомбардировщиков.
Не помню, чтобы кто-то из нас был трезвым больше чем полчаса. Конечно, мне было не угнаться за ребятами. Они начали пить еще в 91. Я сильно от них отставала.
«Знаешь, ты совершенно не похож на офицера саперных войск», - сказала я как-то Веснушке, притворяясь более пьяной, чем была на самом деле.
«Знаешь, ты совершенно не похожа на студентку-филолога», - ответил он через плечо.
«Саперы-минеры… это все так относительно»,- глубокомысленно заметил Умник-связист.
«Студентки-филологи… они разные»,- сказала я, затягиваясь самокруткой.
«Значит, они как саперы», - ответил Веснушка и тряхнул длинными черными волосами.
Все трое были военные. Как их отец, как и их дед, который умер с винтовкой в руках на пороге собственного дома. Отец погиб где-то под Зворником, останков так и не нашли. Еще у них было четверо братьев. Двое старших так и не сложили оружие. Как и все высшее командование младичевой армии, они были объявлены вне закона и разыскивались как военные преступники. Двое младших прятались где-то на юге. «В полях. Маскируются под мирных жителей. Снайперы наши», - шутил Красавец.
Сам он с Умником особо не скрывался. Приехав в Белград, эти двое сразу полезли в какую-то там политику. У меня в голове не укладывалось. Без гражданства, без паспортов, вместо того чтобы затаиться и не дышать, они что-то кому-то в очередной раз пытались доказать. Но они так привыкли. Быть на виду, быть главными. Они так были воспитаны. Отстаивать свое, никогда не сдаваться.
Веснушка их молчаливо поддерживал, но в основном по части выпивки.
Мы познакомились случайно в городе. Я сразу узнала боснийский акцент. Прямая спина и твердый взгляд серых глаз. Я ни о чем его не спрашивала. Все было и так понятно. Все, кто не хотел ехать на трибунал-шоу в Гаагу с билетом в один конец, бежали в Белград.
«А ты сама-то что здесь делаешь?»
Я пожала плечами. «Учусь».
Он поднял левую бровь. «Чему?»
«Жизни».
«Вали отсюда по добру по здорову. Это не твое. Зачем тебе чужая война?»
«Я опоздала на самолет. А он был последним. Больше самолеты не летают».
Дом, в котором я снимала квартиру, дал трещину. Осел грунт вследствие чего-то там, как объяснял Веснушка. Вместе с грунтом просел дом. Несущая конструкция не выдержала, и в одной из стен появилась трещина, которую было видно невооруженным взглядом. Все, кому было куда уезжать, уехали. Дом был в аварийном состоянии. Мне ехать было некуда. На этаже не осталось никого из соседей. Наша квартира превратилась в настоящее логово подпольщиков. Мы играли в пароли и явки, в своих и чужих, в «мы» и «они». «Они» были против «нас». «Мы» были хорошими. «Они» - весь остальной свет. Дверь практически не закрывалась от ходившего туда-сюда народа.
Игра закончилась в один прекрасный… или точнее в один весьма паршивый день. На пороге появился самый старший из братьев. Он был в плену у мусульман, бежал и вернулся без правой руки. Он говорил что-то про диски с информацией, которые необходимо достать и один из которых попал в руки шиптарам. «Надо забрать диск, пока они его не взломали и не слили данные».
Все трое встали, как по приказу.
«Куда?», - едва успела спросить я, хватая Веснушку за локоть.
«Я скоро вернусь. Все будет хорошо», - ответил он и последним вышел из квартиры.
Вместе с ними ушли все наши друзья.
В квартире стало пусто и тихо.
Их не было три дня. Я пыталась кому-то позвонить, кого-то найти. Те родственники по отцу… оказалось, что в их дом попала ракета. Совершенно случайно. Самонаводящаяся ракета просто сбилась с курса. Бывает и так. Телефоны либо не отвечали, либо вообще не было гудка. У меня началась паника.
Через три дня кто-то позвонил в дверь. Явно, чужие. Свои заходили просто так, дверь была всегда открыта. На пороге стояли полицейские. Я вся похолодела. Они протянули три фотографии и спросили: «Вы узнаете этих людей?»
Калин, Коста, Кован.
«Мы зададим вам пару вопросов?»
Кажется, я задала больше вопросов, чем полицейские. Все трое погибли в перестрелке с шиптарами, торговавшими оружием и наркотой.
«Хотя этот еще, кажется, жив», - полицейский ткнул пальцем в среднюю фотографию.
Полицейская машина неслась по полупустому городу с умопомрачительной скоростью. Потому что я поклялась на всех известных мне языках, что НАТО, бомбежки и шиптары покажутся им цветочками по сравнению с тем, что я устрою, если через пять минут не буду в больнице.
«К сожалению…», - сказал человек в белом халате. Больница переполнена, не хватает врачей и медикаментов. Нет донорской крови.
«Я… - я едва стояла – я универсальный донор. Возьмите мою кровь».
«Слишком поздно».
«Но почему?»
«Он умер».
Умерли. Все трое.
«Само пар година за нас». В бешенстве я колотила магнитофоном об стены. У нас не было не то что этой пары лет, у нас не было и одного года.
И мне снилось, снилось, снилось… Что «мы» не проиграли, нет, «мы» выиграли. Что Красавец в сотый раз жалуется, что его бросила девушка, Умник колдует над радиоприемником, а Веснушка сидит на окне и дурашливо повторяет за мной: «Пйервим дйелом, пйервим дйелом самольйоти…» Что когда-нибудь… может быть… наступит этот долбанный мир во всем этом гребаном мире.
Но я до него не доживу. А они уже мертвы. А значит, мне все равно. (с) kriegskind